Марьяна Торочешникова
Опубликовано 15.04.2015 18:05
Марьяна Торочешникова: Со мной в студии — адвокат Михаил Голиченко и президент Фонда содействия защите здоровья и социальной справедливости имени Андрея Рылькова Анна Саранг. На видеосвязи из Казани — сотрудник реабилитационного цента «Парус» Алексей Курманаевский, на видеосвязи из Киева — директор по политике и партнерству Альянса по ВИЧ/СПИД Павел Скала.
Европейский суд по правам человека коммуницировал жалобы трех россиян, пытающихся добиться отмены запрета на проведение опиоидной заместительной терапии для людей, желающих избавиться от наркозависимости. Россия исключила для своих граждан, подверженных наркозависимости, возможность получать заместительную терапию, мотивировав это тем, что замена наркотических средств метадоном и бупренорфином не является методом лечения наркомании и должна рассматриваться как легализация злоупотребления наркотиками. Однако подобный метод лечения наркозависимости используется более чем в семидесяти странах мира, в том числе и на Украине, поэтому после аннексии Россией Крыма в прошлом году около 800 наркозависимых оказались перед выбором — уехать на материковую Украину или пройти детоксикацию в российских реабилитационных центрах.
Российские наркозависимые, добивающиеся через ЕСПЧ реализации в стране заместительной терапии, утверждают, что подвергаются давлению со стороны государственных органов
По данным ООН, после этого от 80 до 100 человек скончались в результате суицида или передозировки, хотя российские власти заявили, что из бывших пациентов заместительной терапии в Крыму скончались семеро, и совершенно по другим причинам. Российские наркозависимые, добивающиеся через ЕСПЧ реализации в стране заместительной терапии, утверждают, что подвергаются давлению со стороны государственных органов. О том, как обстоят сейчас дела в Крыму, что происходит там с людьми, пытающимися избавиться от наркозависимости, как обстоят дела в ЕСПЧ, что отвечает российское правительство на вопросы суда и каковы перспективы рассмотрения этого дела в Страсбурге, мы и поговорим сегодня.
Михаил, для начала поясните суть обращения в Европейский суд по правам человека. Нарушение каких прав допускает Российская Федерация по отношению к вашим доверителям?
Речь идет о нарушении права на свободу от жестокого обращения, права на уважение частной жизни и права на свободу от дискриминации
Михаил Голиченко: Заявители обратились в суд по трем статьям Европейской конвенции. Речь идет о нарушении права на свободу от жестокого обращения, права на уважение частной жизни и права на свободу от дискриминации. Нарушение права на свободу от жестокого обращения заключается в том, что люди, страдающие наркозависимостью от опиоидов, вынуждены испытывать постоянные боли, страдания, вести хаотический образ жизни. Например, Алексей Курманаевский около 20 раз пытался лечиться принятыми в России методами лечения, Ирина Теплинская тоже многократно пыталась лечиться, как и Иван Аношкин, но эти методы не помогают.
Человек каждый день вынужден проходить через страдания, ломки, незаконным путем добывать наркотики. И государство, зная о том, что установленные в нем методы лечения этому человеку не помогают, отказывает ему в доступе к рекомендуемым международным сообществом, научно обоснованным методам – таким, как заместительная терапия. В этом заключается суть жестокого обращения. Государство жестоко обращается со своими гражданами, по сути, провоцируя их на совершение преступления.
Государство жестоко обращается со своими гражданами, по сути, провоцируя их на совершение преступления
Нарушение уважения права частной жизни заключается в том, что люди, страдающие наркозависимостью, испытывают затруднения с тем, чтобы упорядочить свою частную жизнь — речь идет о семейной жизни, о возможности трудиться. Заместительная терапия дает такую возможность. В первую очередь, стабилизация пациента наступает за счет доступа к заместительной терапии. Отказ в доступе является нарушением права на уважение частной жизни.
Михаил Голиченко: Люди получают доступ к законному средству, которое позволяет им жить, работать, и быть такими же, как и все остальные
И дискриминация заключается в том, что государство обращается с людьми, страдающими хроническим заболеванием, отлично от других людей, страдающих хроническими заболеваниями. Например, диабет — то же самое хроническое заболевание, и по своей сути инсулиновая терапия — та же самая заместительная терапия. Люди не излечиваются от своего заболевания, а получают доступ к законному средству, которое позволяет им жить, работать, и быть такими же, как и все остальные.
Марьяна Торочешникова: Вам могут возразить, что многие люди, болеющие сахарным диабетом, унаследовали свою болезнь, то есть она была для них генетически предрешена, а кроме того, они не прикладывали каких-то специальных усилий, чтобы получить это заболевание. Наверняка самая распространенная реакция: а чего говорить о вмешательстве в частную жизнь, жестоком обращении и дискриминации наркозависимых, если они сами стали наркозависимыми, это был их осознанный выбор?
А чего говорить о вмешательстве в частную жизнь, жестоком обращении и дискриминации наркозависимых, если они сами стали наркозависимыми, это был их осознанный выбор?
Анна, насколько оправданна такая позиция, такое отношение в обществе к людям, страдающим наркозависимостью?
Анна Саранг: Это бытовая позиция, она сложилась исторически. В последние 50 лет во всем мире активно навязывалась концепция войны с наркотиками, и люди, употребляющие наркотики, представлялись как некие злодеи, виноватые во всех бедах общества. Поэтому у нас в бытовом сознании существует представление, что эти люди сами виноваты в своей болезни, в отличие от всех остальных. Но это не так.
Марьяна Торочешникова: То же самое, кстати, говорят про курильщиков и алкоголиков.
Анна Саранг: Какую болезнь ни возьми, тот же диабет — поведенческий фактор в очень большой мере способствует развитию болезни. Любые болезни: сердечные, сосудистые заболевания, — во многом вызваны поведением самого человека. То же самое можно сказать сердечнику: почему ты ел много колбасы и сала, почему не следил за своим здоровьем с самого детства, не занимался спортом?
Марьяна Торочешникова: Но колбаса и сало все-таки пока не запрещены на территории Российской Федерации.
Анна Саранг: Когда человек попадает в ДТП, это ни у кого не вызывает удивления. Его же никто не спрашивает: зачем ты вообще садился за руль, почему теперь государство должно тебя лечить? Ты же сам виноват — купил машину, сел за руль! В отношении наркозависимых именно из-за такой высокой исторической стигмы, связанной с употреблением наркотиков, почему-то у всех возникают такие мысли, что человек сам виноват.
Марьяна Торочешникова: Но это вполне логично, и единственная претензия, которую здесь можно было бы предъявить властям — почему не введена достаточная профилактика. Люди же где-то приобрели героин.
К наркозависимым нужно относиться так же, как к любым другим членам общества
Анна Саранг: Люди по-разному адаптируются к социальным условиям: кто-то пьет водку, кто-то употребляет наркотики, кто-то начинает бешеными темпами зарабатывать деньги, тоже с вредом для здоровья. Некоторые способы адаптации лучше принимаются обществом, некоторые в силу тех или иных причин стигматизируются. А мы как раз говорим о том, что к наркозависимым нужно относиться так же, как к любым другим членам общества.
Марьяна Торочешникова: Насколько мне известно, Павел Скала как раз занимается помощью тем бывшим жителям Крыма, которые в результате аннексии полуострова лишились возможности получать заместительную терапию. Расскажите, как сейчас обстоят дела с этими людьми в Крыму? Разделяете ли вы социальные предубеждения, которые достаточно распространены в российском обществе по отношению к наркозависимым?
Павел Скала: Международный альянс по ВИЧ/СПИД на Украине уже 10 лет занимается реализацией программ заместительной терапии. Мы отвечаем за 8,5 тысяч наркозависимых людей, которые принимают участие в этой программе. В частности, 803 пациента, лишившиеся этого лечения в Крыму, это были наши пациенты, которые вынуждены были прекратить это жизненно важное лечение. Несколько десятков из них в результате погибли, и несколько десятков пациентов вынуждены были покинуть свои дома и семьи и переехать на Украину.
Марьяна Торочешникова: Соответствуют ли действительности эти цифры: от 80 до 100 человек, по данным ООН, скончались, перестав получать заместительную терапию, после аннексии Крыма?
Павел Скала: Да, порядок цифр соответствует действительности. Если вас интересуют свидетельства очевидцев, то со мной рядом сидит один из таких пациентов. Назовем его Роман. Этот человек много лет получал такое лечение в Крыму, а теперь вынужден покинуть свой дом и получать это лечение в Киеве. И что бы с ним было, если бы он остался в Крыму?
Марьяна Торочешникова: Алексей, вы являетесь одним из заявителей в Европейский суд по правам человека. Расскажите, откуда вы узнали о заместительной терапии?
Алексей Курманаевский: Моя история, наверное, похожа на историю всех наркозависимых в России. Мой стаж наркозависимости — более 20 лет, и за это время я неоднократно пытался решить проблему теми способами, которые были доступны, параллельно продолжая употребление наркотиков со всеми вытекающими последствиями. В какой-то момент я стал искать новые способы лечения, поскольку те, что были доступны мне в Казани, не были эффективны. Я более 20 раз лежал в больнице — безрезультатно.
В какой-то момент я стал выяснять в интернете, у врачей, какие еще способы доступны в мире. Я сейчас работаю в этой сфере — помощи наркозависимым, реабилитации. Естественно, этот метод попал в мое поле зрения, и я стал выяснять, почему же позиция нашей страны — отказываться от эффективного способа спасения человеческих жизней.
Марьяна Торочешникова: Михаил поделился со мной ответами Российской Федерации на вопросы ЕСПЧ. «Использование метадона и бупренорфина при наркомании, вызванной употреблением иных опиоидов — опий, героин и так далее, усиливает указанные психические и поведенческие расстройства (имеется в виду наркозависимость). Одновременно увеличивается риск смертельных передозировок», — говорят российские власти. И тут же подчеркивают, что «таким образом замена методоном и бупренорфином иных наркотических средств должна рассматриваться не как метод лечения наркомании, а как легализация злоупотребления наркотиками».
Алексей Курманаевский: Контекст смешанный и имеет далеко не медицинское внутреннее направление. Если брать конкретно сохранение жизни, сохранность личности наркозависимого, возможность впоследствии вернуть его к хорошему уровню жизни, то как раз заместительная терапия — способ, который позволяет людям сохранить уровень жизни и быть наркозависимому в поле зрения врачей, и в поле зрения…
Марьяна Торочешникова: …тех же правоохранительных органов, которые так переживают и говорят, что наркоманы являются криминальными элементами.
Правоохранительные органы пытаются взять на себя роль врачей
Алексей Курманаевский: Правоохранительные органы пытаются взять на себя роль врачей. Ведомство, которое должно заниматься отловом людей, распространяющих наркотики, постоянно встревает в диалог о лечении. Это в какой-то степени манипуляция различными видами политических интересов. Если же говорить про власть, конкретно про Федеральную службу контроля за оборотом наркотиков, то их видение избавления людей от наркотиков — это прекращение употребления вообще в каком-либо виде. А то, что люди продолжают умирать, рискуют заразиться всякими инфекционными заболеваниями, которые я, например, имею: и ВИЧ, и гепатит, — во многом по причине того, что хаотически употреблял наркотические средства, не имел возможности делать это безопасно…
У нас такое понимание, что человек сам приходит к наркозависимости. Это абсурдная и утопическая идея. По этой версии нужно любого начинать бить на улицах при подозрении, что он наркоман, и всячески преследовать.
Марьяна Торочешникова: Это вполне фашистский подход.
Система реабилитации в стране эксплуатирует наркозависимость в своих меркантильных интересах
Алексей Курманаевский: Это напрямую фашистский подход! Система реабилитации в стране благополучно эксплуатирует наркозависимость в своих меркантильных интересах. Наркозависимые всегда были, есть и будут, и из-за невозможности перейти на какие-то легальные виды лечения они продолжают просто приносить доход тем людям, кто пытается их лечить, сажать и так далее.
Марьяна Торочешникова: То есть фактически создана кормушка для недобросовестных представителей правоохранительных органов. Павел Скала сказал, что в настоящее время 8,5 тысяч наркозависимых жителей Украины проходят программу заместительной терапии. Известно ли, сколько людей в России хотят получать эту заместительную терапию? Я уверена: их больше, чем те три человека, которые обратились в ЕСПЧ.
Анна Саранг: Не очень многие об этом знают. Из-за агрессивной государственной пропаганды против заместительной терапии в обществе сложилось некое негативное представление об этом способе лечения.
Фактически создана кормушка для недобросовестных представителей правоохранительных органов
Марьяна Торочешникова: А каково точное количество наркозависимых?
Анна Саранг: Последние известные мне цифры – по оценкам, проводимым референтной группой ООН, это 1 миллион 300 тысяч опиатозависимых людей. Не факт, что все эти люди хотят получать заместительную терапию. Но это опять такой советский подход: если есть один метод лечения, то все должны им пользоваться.
Вот недавно мы с Мишей были в Нью-Йорке, ходили в сервис для потребителей наркотиков в Бронксе. Это небольшой район по московским меркам. В одном Бронксе существует 150 программ лечения наркозависимости: это и реабилитационные программы, и программы заместительной терапии, и службы по снижению вреда и службы социальной помощи потребителям наркотиков, это и программы, основанные на лечении антагонистами. Все доступные виды лечения представлены в этом районе в таком огромном количестве.
В одном Бронксе существует 150 программ лечения наркозависимости
У нас бесплатных реабилитационных центров на всю страну, дай бог, 5-6 штук. Опять же, если будет заместительная терапия, это не значит, что все должны пить этот метадон. Не каждый человек захочет пить метадон, ведь ты каждый день должен ходить к доктору, получать свою дозу метадона, то есть ты привязан к месту, где живешь. Кто-то захочет получать реабилитацию, кто-то — советский детокс, который у нас предлагают, кто-то, может быть, захочет пройти программу лечения антагонистами, кто-то ходит на группу поддержки. Не нужно навязывать всем какой-то один метод. Методов очень много, и разным людям помогает разное.
Марьяна Торочешникова: В Киеве на связи с нами — Павел Скала и участник программ заместительной терапии Роман, который вынужден был переехать из Крыма на материковую Украину. Роман, расскажите нам, что происходило и происходит сейчас в Крыму.
Павел Скала: Несколько сотен пациентов, получавших заместительную терапию, вынуждены были вернуться к употреблению инъекционных наркотиков. Зачастую это достаточно опасные и вредные вещи — дезоморфин, «крокодил». По этим причинам, в том числе, пациенты умирают. Им не предоставили никакого выбора. Те программы реабилитации, которые существуют в Российской Федерации (так называемый детокс) — это… просто даже не смешно.
Роман: За месяц нам сказали, что точно не будет большей никаких возможностей получать эти препараты. Мы еще полмесяца ждали, может быть, будет какой-то отдельный проект, но нас собрали и сказали: нет, все, категорически будем заканчивать. И пришлось очень быстро уходить с этой программы, никакого правильного детокса там уже не предоставлялось. В один прекрасный день из всех городов Крыма наркозависимые съехались в Симферополь, в эти несчастные две больницы. Мест нет. Не продумано было с койками, с препаратами, не было никакого правильного детокса. Привезли трамадол, еще какие-то препараты, которые могли немножко смягчить все это, но мы поняли, что нормально ничего не будет. Предложили уехать, но все боялись. Вот я недавно был в Крыму, и действительно, практически все, кого я знал, видел на программе, стоят под точками — ужасные лица…
Марьяна Торочешникова: То есть уже не идет речь ни о какой реабилитации, а люди, которые пытались социализироваться, избавиться от зависимости, опять ушли в глубокую наркоманию?
У меня был друг, и он в ту ночь, когда я ехал в Крым, как раз умер
Роман: Да. У меня был друг, и он в ту ночь, когда я ехал в Крым, как раз умер. Он здоровый парень, он пытался уйти, поехал в одну реабилитацию, которую предлагала Российская Федерация, но там физический труд и ничего более. Он поехал еще в какой-то центр и там умер. Я видел эти серые лица, все эти последствия… Были семьи, какие-то пары — все это распалось. Никаких счастливых случаев там нет. Может быть, есть люди, которые смогли выйти, — ну, повезло, но это «русская рулетка».
Марьяна Торочешникова: Павел, а заместительную терапию на Украине проходят бесплатно, за счет государства, или люди платят за это?
В Крыму 800 пациентов в одночасье потеряли лечение из-за российского законодательства, которое просто перекрыло им кислород
Павел Скала: Пациенты ничего не платят, финансирует программу глобальный Фонд по борьбе со СПИДом, туберкулезом и малярией, что тоже символично. Дело в том, что Россия является одним из доноров этого фонда, и когда в декабре прошлого года уничтожали весь метадон, изъятый из программ заместительной терапии, уничтожали препарат, закупленный глобальным Фондом за счет налогоплательщиков, в том числе граждан РФ. 8,5 тысяч человек с 2005 года — потребность большая. У нас по госпрограмме, утвержденной законом Украины, необходимо набрать 20 тысяч пациентов, чтобы хоть как-то обеспечить потребности. Ни о каких сокращениях и урезаниях речь не идет, поскольку все исследования показывают высокую эффективность этих программ: восстановление социальных связей, улучшение здоровья, люди начинают учиться, восстанавливаются семьи. И вот в Крыму 800 таких пациентов (то есть каждый десятый пациент на Украине) в одночасье потеряли лечение из-за российского законодательства, которое просто перекрыло им кислород. Напомню, что около 300 из этих пациентов — ВИЧ-положительные люди, у которых ухудшение здоровья, связанное с другими заболеваниями, в том числе с ВИЧ, приводит к необратимым последствиям. То есть это катастрофа для сотен людей, и те десятки, уже почти сотня людей, которые умерли, это, к сожалению, только начало, потому что прогноз для большинства пациентов, оставшихся без лечения, негативный. Там только два сценария — тюрьма или могила.
Марьяна Торочешникова: Я хочу понять, как можно решить эту проблему при помощи правовых механизмов. Что нужно сделать, чтобы чиновники, представители тех же правоохранительных органов, судьи, которые выносили отказные решения по вашим доверителям, начали обращать внимание на рекомендации Всемирной организации здравоохранения, на медицинские документы?
Михаил Голиченко: Для начала — почитать Конституцию. Там все написано — есть право на здоровье, есть 15-я статья, которая говорит о том, что международные договоры Российской Федерации являются частью ее внутреннего законодательства. Есть рекомендации Комитета по экономическим, социальным и культурным правам в отношении России, где четко сказано, что Россия должна отменить запрет на заместительную терапию и начать ее полностью поддерживать, в том числе финансировать.
Марьяна Торочешникова: Но это же только рекомендации.
У нас каждый пятый приговор — это приговор по наркотикам, это приговор тем, кто мог бы преступлений не совершать, если бы имел доступ к заместительной терапии
Михаил Голиченко: Право — это, в принципе, набор правил для джентльменов. Государства — это клуб, где все друг друга уважают. Если даны рекомендации и они четко обоснованы, исходя из того, какую информацию Комитет получил от страны, посмотрел, сколько у нас наркозависимых, какой процент ВИЧ-инфицированных, какое количество из них болеют гепатитом С, какое количество преступлений совершается… У нас каждый пятый приговор, по словам Иванова, директора ФСКН — это приговор по наркотикам, это приговор тем, кто мог бы преступлений не совершать, если бы имел доступ к заместительной терапии, например. Комитет анализирует ситуацию и говорит, что, имея подобного рода катастрофу, вы не допускаете эффективные средства защиты людей от наркомании. Рекомендации образовались не на пустом месте, и их нужно исполнять.
Марьяна Торочешникова: А может быть, это еще и следствие недоверия властей своим собственным чиновникам? Они не хотят запускать программу заместительной терапии в России, потому что откроется легальный путь для распространения метадона, например. Чиновники считают: ага, мы разрешим метадон, тут же врачи начнут им приторговывать, тут же наркополицейские начнут на этом зарабатывать. Ведь сколько скандалов было с российскими наркополицейскими, которые выбрасывались из окна в состоянии наркотического опьянения во время рабочего дня. Или наркополицейские, которые приторговывали наркотиками… Может быть, они думают: мы просто откроем ящик Пандоры?
Анна Саранг: Так же у нас и с обезболивающими. Давайте не будем давать умирающим обезболивающие, пусть они мучаются, а то ведь врачи могут начать продавать… Пусть лучше страдают раковые больные.
Марьяна Торочешникова: Да, у врачей самоцензура сейчас включается как раз из-за того, что они посмотрели на судебную практику, вспомнили все эти дела, когда врачей-пенсионеров приговаривали к 7-8 годам лишения свободы, и если бы не общественное мнение и развернувшийся скандал, то и сидела бы сейчас эта несчастная женщина, которая выписала обезболивающее пациенту, официально не прикрепленному к ее участку.
В России в 38 раз меньше доступ к обезболивающим, по сравнению с цивилизованными странами! Не в 2, не в 4 раза, а в 38 раз чаще у нас люди не получают доступа к медицинским препаратам
Михаил Голиченко: Обращаемся опять к Конституции. Есть 55-я статья, где сказано, что права, которые перечислены в Конституции, могут быть ограничены только в той мере, в которой это необходимо. Количество репрессий, количество ограничений, количество контроля в государстве должно этим же государством контролироваться. Вот они ограничивают количество наркотиков, в том числе для медицинских целей. Цель благая — препятствуют распространению наркотиков, уходу их на черный рынок. Посмотрите, что делается за рубежом. В России в 38 раз меньше доступ к обезболивающим, по сравнению с цивилизованными странами! Не в 2, не в 4 раза, а в 38 раз чаще у нас люди не получают доступа к медицинским препаратам.
Меры, которые принимает государство для того, чтобы достигать цели, совершенно несоразмерны преследуемой цели
Меры, которые принимает государство для того, чтобы достигать цели, совершенно несоразмерны преследуемой цели. Это же не ракетная наука. Я с 2008 по 2010 год работал в Управлении ООН по наркотикам и преступности, и одна из наших программ заключалась в том, чтобы брать представителей государственных структур и приглашать их в зарубежные страны, такие как Великобритания, Израиль, Китай, Иран, почти все европейские страны и показывать им, как эти страны работают со своими наркозависимыми, как там осуществляется заместительная терапия, какие есть способы для предотвращения утечки метадона и бупренорфина на черный рынок.
Марьяна Торочешникова: И российские чиновники это воспринимали как приятную экскурсию за счет ООН?
Михаил Голиченко: Совершенно верно! Потом читаешь отчеты, которые они пишут по итогам поездки, и такое ощущение, что мы были в разных местах. Когда у человека на глазах шоры, он видит то, что хочет видеть, но совершенно не видит объективной картины, ему кажется, что ему постоянно предоставляют какую-то необъективную информацию. Например, очень распространенный вопрос был: «А сколько у вас человек излечилось?» Иностранные эксперты спрашивают: «Что значит — излечилось?». «Значит, перестали употреблять метадон». А нет такого показателя! Если метадон помогает человеку стабильно получать лечение, быть в сфере работы врачей, значит, цель достигнута. Многие находятся на метадоне по 10 и более лет, живут нормальной жизнью, работают. У нас в глобальном Фонде и в США, в самых высоких государственных структурах есть люди, которые получают заместительную терапию. И вы по ним не скажете, что они ее получают.
Марьяна Торочешникова: Так вот и понятно, куда катятся эти Европа и Америка!
Михаил Голиченко: Да, загнивают. (смеются)
Марьяна Торочешникова: «Понятно, почему они такие претензии предъявляют к России — они же там все наркоманы, сидят на метадоне», — вот такая, вероятно, логика у российских чиновников.
Павел Скала: Существуют мифы: если появляется заместительная терапия, то весь метадон выходит на черный рынок. У нас было то же самое 10 лет назад (я, кстати, 12 лет проработал в Министерстве внутренних дел, в том числе в Департаменте по борьбе с наркотиками, помню все эти дебаты на начальном этапе). А теперь конкретные факты. Ежегодно по программе заместительной терапии на Украине употребляется пациентами несколько сотен килограммов наркотических препаратов: метадона и бупренорфина. И по официальной статистике, зарегистрированные и прошедшие в судебной системе и правоохранительных органах тысячные доли процента этого препарата фиксируются на нелегальном рынке. То есть это где-то несколько таблеток кто-то вынес. Уже даже правоохранительные органы на Украине перестали кошмарить население этими страхами, поскольку официальная милицейская статистика показывает, что незаконного выхода препарата в нелегальный оборот практически нет, он ничтожен.
В то же время большая проблема — это крышевание наркобизнеса со стороны самих правоохранителей (думаю, в России тоже существует такая проблема). Так вот, единственный факт торговли наркотиками со стороны правоохранительных органов перекрывает все случаи за 10 лет выхода препарата заместительной терапии в нелегальный оборот. И у нас самое большое сопротивление заместительной терапии было со стороны тех сотрудников милиции и тех подразделений, которые сами занимались крышеванием нелегальной торговли, в том числе нелегального метадона. Но мы эти вопросы решили, и теперь уже даже МВД спокойно к этому относится.
Марьяна Торочешникова: Видите, Павел, у вас не кошмарят население, а в России вам практически любая пенсионерка расскажет, что на Майдане ели печенье с метадоном и пили чай с метадоном, а потом эти несчастные пенсионерки приезжали в Россию, у них начинались ломки, они шли в больницу, а им говорили: поздравляем, Марья Ивановна, вы — наркозависимая.
Я очень рад, что тема этого заявления в ЕСПЧ хотя бы дала возможность гражданам нашей страны поразмышлять над этой проблемой
Алексей Курманаевский: Любая власть хочет выглядеть эффективной в глазах своего народа. Другой вопрос, что все жертвы этой политики всячески прикрываются. Скажем, начало употребления героина при ужесточении мер по контролю за нелегальным рынком героина. А наркозависимые люди никуда не денутся — часть пошла потреблять дезоморфин, что приводило к еще худшим последствиям (и это было, кстати, отмечено организациями, занимающимися профилактикой), тот же «крокодил», кодеиносодержащие. В результате мы имеем сейчас дальнейший запрет на доступ к препаратам, содержащим кодеин, что требует и административного ресурса, и опять ограничения доступа к медицинским препаратам.
Далее, после запрета кодеиносодержащих препаратов на черном рынке появились новые наркотики китайского производства. Ситуация все хуже год от года. Я очень рад, что тема этого заявления в ЕСПЧ хотя бы дала возможность гражданам нашей страны включить голову, поразмышлять над этой проблемой.
Марьяна Торочешникова: А действительно после того, как ЕСПЧ коммуницировал вашу жалобу, на вас началось давление, вы лишились работы?
Алексей Курманаевский: Я был уволен из организации, которая поддерживается Фондом «Здоровая страна», и причиной моего увольнения была именно моя позиция. Чтобы остаться на этой работе, мне предложили отказаться от всех моих позиций в отношении заместительной терапии и от жалобы. Я продолжаю работать в системе реабилитации, в другой организации, чье руководство не вмешивается в мои политические взгляды.
Марьяна Торочешникова: Михаил, помимо заявления в этой жалобе в Европейский суд по правам человека о нарушении прав, предусмотренных Конвенцией, выдвигаются ли какие-то требования о компенсации? Или там речь идет о необходимости как-то принудить Россию к пересмотру подхода к заместительной терапии на законодательном уровне?
Михаил Голиченко: Там есть какие-то минимальные требования о компенсации, но в первую очередь, конечно, речь идет о том, чтобы Европейский суд признал за Российской Федерацией нарушение тех трех статей, о которых я говорил, — свобода от пыток, уважение частной жизни и право на не дискриминацию. Если ЕСПЧ признает, что Россия своими действиями, в том числе запретом доступа к заместительной терапии, нарушает Европейскую конвенцию, то такое заключение Европейского суда будет являться для РФ обязательным по закону 1998 года, и она обязана будет его исполнять.
Марьяна Торочешникова: Она должна будет рассмотреть, по крайней мере, какой-то законопроект по этому вопросу.
Михаил Голиченко: Во всяком случае, можно будет ставить вопрос о неконституционности закона, который сейчас запрещает доступ к заместительной терапии. Каким образом поведет себя Россия — остается только гадать. Есть постановления ЕСПЧ, которые РФ исполняет, а есть такие, которые она до сих пор не исполняет. Это один из тех шагов, которые следует сделать, чтобы идти дальше.
Марьяна Торочешникова: И, в конце концов, нужно дождаться все-таки того самого решения Европейского суда по правам человека, посмотреть, какой правовой позиции придерживаются в Страсбурге. Анна, в последнее время не обращались ли к вам в фонд люди, которые готовы поддержать этих троих заявителей в ЕСПЧ, хотят присоединиться к ним со своими жалобами?
Анна Саранг: Да, есть люди, которые хотят поддержать эту жалобу, и еще один человек подал заявление. Достаточно многие желают доступности заместительной терапии. Но эти три заявителя — Иван, Алексей и Ирина — для меня настоящие герои. Вы же понимаете, что это огромное вложение времени, сил. Тут же не просто написал Голиченко какую-то бумажку и отправил в Европейский суд. Это же нужно было пройти все внутренние инстанции, бодаться со своим наркодиспансером, с Министерством здравоохранения, с судом первой инстанции, второй инстанции, теперь вот претерпевать это давление. Лешу уволили с работы, его жену уволили. Ирину Теплинскую таскали в прокуратуру. У Аношкина просто уже организацию каждый день проверяют: прокуратура, пожарники, ФСБ. Эти люди — настоящие герои! И конечно, не каждый наркозависимый, который хотел бы получать заместительную терапию, готов пройти этот путь, чтобы она была доступна другим людям.
Марьяна Торочешникова: Будем надеяться, что это все не напрасно.
http://www.svoboda.org/content/transcript/26954823.html
